Ведущая «Вести-Воронеж» Наталья Зубкова: «На ТВ я 11 лет назад приходила временно»

Наталья Зубкова – человек, который преподносит воронежским телезрителям новости региона. Эффектная ведущая может и обрадовать, и огорчить телезрителей, тут уж всё зависит от происходящих вокруг нас событий. О своей работе она рассказала журналу «Глаза»…

— Скажи, на твой выбор профессии повлияло то, что мама – известный тележурналист?

— Это решение я приняла, скорее, вопреки вышеуказанному факту. Я изначально боялась сравнений, и потом, когда получала их в большом количестве, многие так и говорили, что природа на мне отдохнула. С чем я в какой-то мере и согласна. Мама – самородок, а я – ремесленник. Она ведь была библиотекарем, совершенно случайно попала на какой-то конкурс дикторов, и пошло-поехало. Меня отговаривала, рассказывала негативные моменты о профессии, о том, что дома не буду появляться. Я сказала, что о профессии узнаю сама, а про долгое отсутствие дома… Ну, я же как-то выросла!

— В каком возрасте ты соприкоснулась с главным в твоей жизни, как ты говоришь, ремеслом?

— Да, я уже класса с девятого пописывала то туда, то сюда. Ты ведь даже начальником моим побыл, когда я в журнал «МВ Молодой Воронеж» что-то делала. Уже даже не помню, что.

— Это было до журфака?!

— Конечно, я ещё школьницей была! Так же в девятом классе я уже участвовала в создании детско-юношеской передачи воронежского ТВ «Апельсин», где и попала впервые в кадр.

— Кстати, о журфаке… У меня смешанные мысли о нём. С одной стороны – высокое место в федеральных рейтингах, крутые и такие разные преподы, знаменитые выпускники. С другой – мой друг, который получил диплом, делая три ошибки в слове «дно», куча «автоматов» на экзаменах, абсолютно нулевая практика, доисторическая аппаратура для ТВ-РВ… Что ты скажешь по этому поводу, что тебе дал журфак?

— Могу признаться, что усердно училась я года два, потом, когда стала работать, мне уже было не до этого. Я, конечно, сдавала экзамены на четвёрки и пятёрки, но студенческая жизнь, можно сказать, прошла мимо.

— Тебе ставили отметки за то, что ты уже в профессии, что тебе некогда зубрить, писать какие-то работы?

— Нет, я готовилась, как все, сдавала по-честному. Главное, что вспоминается про журфак, это та степень свободы, которую ощутила после школы. Я училась в Гимназии №5, где всё строго, всё по линеечке, всё от забора до обеда, а в универе увидела, что все в творческом полёте, и это особо никого из преподов не волнует. Я поняла, что попала в свою среду, мне хорошо, и я должна быть здесь.

— Это ощущение было важнее знаний, которые ты получала?

— Пожалуй, да. Я стала общаться с интересными, творческими людьми, поняла, что совсем скоро будут варианты с трудоустройством, а сама учёба – это уже второй план. В журналистике, мне кажется, практика и опыт – на первом месте.

— Как считаешь, должен будущий журналист идти в вуз, или это необязательно?

Будущий рабочий «станок» — 2002 год

— Абсолютно спокойно, если человек чувствует свои силы, может идти в журналистику без специального образования. Живой пример – наша компания, где половина корреспондентов не учились ни на журфаке, ни на филфаке. Главное – практика. Попал к станку, получилось, значит, твоё.

— Где ты проходила «производственную» практику? Ведь это обязательное условие в учёбе…

— Это было один раз, когда мы с подругой решили, что не хотим проводить лето в городе и отправились работать в районку. Три месяца жили в гостинице у института Мазлумова, трудились в газете «Голос Рамони», куда нас пристроили по знакомству. Там я даже какое-то расследование провела, а в основном писала отчёты о заседаниях местной администрации, какие-то такие дела. Но запомнилась работа над материалом из дома престарелых, где я ужаснулась от условий, в которых существовали люди. Даже по тем временам, когда мы жили не очень богато, это был натуральный свинарник. От осязаемой нищеты волосы на голове шевелились. Тогда я что-то забористое написала о том, что увидела.

— Ты именно тогда поняла, что доля журналиста – иногда попадать в места не очень приятные?

— Да я особо и до этого иллюзий не питала, что всё будет стерильно. Но, да, это был первый опыт, когда своими глазами такое увидела и описала происходящее.

— Куда тебя понесла профессия уже в официальном статусе журналиста?

— Первая запись в трудовой книжке – «Молодой коммунар». Потом была работа в интересном проекте «Крокодил», который, к сожалению, прогорел. Там было интересно. Когда оказалась без работы, вспомнила, что когда-то директор ГТРК Александр Александрович Соломатин предлагал мне попробовать себя на телевидении. Мне нужно было просто куда-то прислониться на время, и я приняла предложение. Стала корреспондентом, сначала снимала сюжеты для «Вести-Воронеж». Потом, через год, оказалась ведущей программы «Утро».

— Расскажи о первых днях в компании, первых съёмках. Многие пугаются своего голоса, услышанного из вне, а тут – ещё и видео…

— Я не особо люблю смотреть на себя в телеке, а голоса своего до сих пор пугаюсь. А так, по первой, понятное дело, стресс от камеры присутствовал. Но это быстро прошло.

— Ты пришла работать туда, где сложилась успешная карьера у мамы. Это плюс или минус?

— Учитывая, что у меня болезненная самооценка, это был большой минус. Меня оценивали через призму мамы: дотяну ли я когда-нибудь до её уровня… Не знаю, осталось ли это сейчас.

— Мама помогала – разбирала твои материалы по полочкам? Если – да, как ты реагировала?

— Она и до сих пор что-то подсказывает. Хотя, я, из-за той самой, наверное, болезненной самооценки, особо у неё не спрашивала ничего. Но помощь её всегда была. Мне нужно было перестроиться с печатного формата на телевизионный. Подмечать другие факты, вытаскивать из полученного материала другие вещи.

Первое время я думала: как можно за полторы минуты такое рассказать?! Текст, который я писала, мог бы уместиться на половине газетной полосы, и он сокращался до маленькой колоночки.

— За какие темы ты, как корреспондент, берёшься охотнее?

— Всем интересно снимать какие-то проблемные материалы. Что-нибудь раскопать, когда есть конфликт интересов, когда есть, как сейчас говорят, челлендж. Если нужно кого-то разговорить… То, что делается «для галочки», никого не заводит.

— Как в итоге прошло боевое крещение в прямом эфире?

— Я смотрю на нынешних практикантов и понимаю, что им тут детский сад устроили. Раньше все процессы на ГТРК происходили быстро – чуть ли не во второй же рабочий день отправили на съёмку, как корреспондента, тут же, почти сразу – в прямой эфир на «Утро». Барахтайся, как хочешь! Конечно, и голос дрожал, ладошки потели…

— А сейчас есть волнение перед эфиром?

— Иногда. Когда понимаю, что будет непросто. Мы ведь уже заранее знаем, что подготовлено в новости, и иногда там бывают сложные нюансы. К примеру, что-то может быть неясно до самого эфира…

Фото Надежды Хеврониной

— Насколько подача новостей зависит от твоего состояния, настроения?

— Зритель может услышать только изменения голоса в случае болезни (если подменить некем). Всё остальное должно быть для него не заметно. Как выходит на самом деле – не мне судить, со стороны виднее. Во всяком случае, я стараюсь всё личное оставлять за дверью студии. Когда читаю текст, концентрируюсь только на нём. Во время показа сюжета мы со съёмочной группой можем поговорить о происходящем на экране. К примеру, обсудить моральный облик негодяя, который обидел бабушку. Потом опять: собрались – текст – прямой эфир.

— Ну, ты же видишь свои эфиры, можешь оценить, насколько тебе удаётся абстрагироваться от всего, кроме новости?

— Нет, я не люблю их смотреть.

— Какая главная особенность работы диктора новостей, который рассказывает их в прямом эфире?

— Самое сложное – не расслабляться, сохранять концентрацию, несмотря на то, что читаешь некоторые новости не в первый раз. Бывают ведь дни, когда у нас в городе и области ничего интересного происходит. Скучные новости и читать скучно. Такой эфир сложнее. Когда нет внутреннего драйва, хочется развернуться и выйти из студии.

— Как считаешь, должен ведущий новостей показывать эмоции в зависимости от той или иной темы?

— Могу быть не права, но считаю, что ведущий должен добавлять эмоций, негласной информации от себя, показывая, что ты тоже переживаешь по тому или иному поводу, являешься своим или, по крайней мере, живым человеком. Мы ведь не манекены.

Можем добавить «огня» или «яду» – на нашем жаргоне. Если, к примеру, кто-то уже достал всех обещаниями и невыполнением обязательств, обязательно и в тексте, и эмоционально герой сюжета получит «яду».

— Какие самые запоминающиеся ляпы в прямом эфире тебе вспоминаются?

— Однажды, у нас весь эфир происходили какие-то сбои в работе аппаратуры. Работаю вся на нервяках. И вот, когда эфир закончился, и заиграла музыка заставки, я с яростной жестикуляцией и соответствующими гримасами высказываю всё, что думаю о произошедшем съёмочной группе. А оказалось, что телезрители меня продолжали в этот момент видеть! Хорошо, что не слышать.

— Был ещё забавный момент, давным-давно, ещё на «Утре», когда мы готовили тексты друг для друга. И мой коллега написал мне о подвиге красноармейца Тулебердиева Чолпонбая так, что эти имя и фамилия встречались очень часто. Слишком часто. Мне пришлось очень медленно читать имя героя, чтобы его не исковеркать. На следующий день в Воронеж приезжали какие-то японские дирижёры, и я в тексте для своего сменщика перечислила их всех!

— Насколько ты ощущаешь, вдумываешься в то, что тебя в какой-то момент видят десятки, сотни тысяч людей. Это как-то влияет на тебя?

— Я, кстати, ненавижу записные материалы, мне кажется, это несколько дурацкое занятие. Стоишь, говоришь что-то только камере, и нет ощущения диалога. А в прямом эфире я понимаю, что с той стороны – люди. Стараюсь как-то попасть под их настроение. Это гораздо интереснее.

— Дочка осознаёт, что её мама местная звезда? Как реагирует, когда видит тебя по телевизору?

— Дочке только 7 лет, она не смотрит новости. Папа смотрит каждый вечер, потом может позвонить, сказать, что сегодня хорошо выглядела. Или наоборот. А так, даже родственники особо не уделяют этому особого внимания. Я и сама не считаю своё появление на экране признаком своего успеха. Какая-то удачная передача в моём исполнении может повлиять на самооценку, а это – нет.

— Расскажи о случаях, когда узнаваемая внешность помогала. Обычно это бывает при встрече с ГИБДД, но, вдруг, было ещё что-то?

— Бывало, в поликлинике без очереди пропускали. На рынке, когда узнают, приглашают: идите сюда, мы вам тут всё расскажем-покажем. Сразу видно – это наша аудитория. А вот с гаишниками – наоборот. Однажды мы полдня снимали сюжет с двумя из них, а на следующий день я приехала на работу и столкнулась с проблемой – инспекторы не пускают к «Юбилейному». Там был хоккей, и проезд перекрыли. Сколько я не пыталась доказать, что мне нужно добраться до работы – не помогало. При этом я узнала в одном из полицейских вчерашнего сопровождающего, с которым делала материал, а он меня – нет! Вам, говорю, никого не напоминает моё лицо? Нет! А проезжать не положено…

— Плох ли тот диктор «Вести-Воронеж», который не мечтает работать в «Вести-Москва» или на других федеральных каналах?

— Наверное, это нормальное желание профессионального роста, здоровые амбиции. Но я бы в этом случае выбирала не канал, а проект. Не хочу сказать, что всю жизнь мечтаю проработать диктором, мне было бы интересно что-то другое.

Фото Надежды Хеврониной

— С какими проявлениями обожания от телезрителей тебе приходилось встречаться?

— Ничего особенного не происходило, разве что цветы присылали инкогнито. А так, звонят всем нам постоянно и поклонники, и критики – хвалят или распекают. У некоторых есть постоянные собеседники.

— Для чего ты занялась боксом – для самозащиты?

— Знаешь, я, вряд ли, могу представлять для кого-либо угрозу. Нет, скорее, это просто весело и интересно. В тренажёрке мне скучно. А там и компания подобралась хорошая, и тренер здоровский (Олег Востроилов; прим. О.В.).

— А как тебе разрешают заниматься видом спорта, в котором можно попортить один из самых главных твоих инструментов – лицо?

— Не, не, я в спарингах же не участвую, об этом никто не беспокоится. Это больше физкультура для меня. Есть у нас девушки, которые спаррингуются с достаточно сильными парнями, но я со своими данными о таком даже не думаю.

— Судя по твоим соцсетям, ты очень любишь путешествовать. Какие любимые направления и виды отдыха?

— Если бы у меня была возможность, я бы путешествовала всегда. Можно сказать, путешествуя, работать – это мечта. Сейчас же пока удалось создать программу «Поехали, покажу», в рамках которой удаётся показывать какие-то интересные и не самые известные места Воронежской области. Это очень важно, чтобы люди видели, что у нас очень много объектов, которые стоит посетить.

Любимого вида туризма нет. Везде, где вижу что-то новое, то и нравится. И за границей, и в России. Два года назад была в Мурманске. Меня потрясла природа этого края. Никогда не видела столько снега, таких больших деревьев. Могла зависнуть под одним из них и смотреть вверх, приговаривая «Большая! Ёлка!», пока не оттянут друзья.

На съёмках передачи «Поехали, покажу»

Очень понравилась Казань. Мы были там вне сезона, когда ни туристов, ни людей особо на улицах нет – это было за две недели до Нового года. Морозяка – минус 18. Мне показалось, что это очень открытый город, очень красивый (его к счастью не бомбили), и жители Казани относятся к нему с уважением, любят его по-настоящему.

— У воронежцев – не так?

— Мне кажется, у нас нет такой любви к своему городу. Какое-то потребительское к нему отношение. Пусть кто-то сделает его лучше, а я тут погуляю и покритикую, если что не так.

— А ты сама что ценишь на родных просторах?

— Ты знаешь, я не назову архитектурных каких-то красот, люблю так называемые «места силы». В горы какие-нибудь меловые могу податься – они у нас везде, в ковыле люблю просто полежать. Из последнего – Хопёрский заповедник очень понравился. Это ведь не просто лес, как многие думают, а совершенно другой мир. Где тебя никто не ждёт. Там повсюду следы диких животных. И не только следы. На обратном пути мы с оператором заблудились. Не знали, в какую сторону ехать, пока не увидели огни вдалеке. Поехали на них. А когда огни стали ближе, оказалось, что это горящие во тьме глаза волков. Ну, выехали как-то…

— Насколько я знаю, ты увлеклась ещё одним направлением в журналистике – документалистикой. В итоге появился фильм «Дом». Как это получилось?

— Мы давно думали с моим коллегой Егором Сергеевым, что хотим создать нечто в этом роде. Но то, что получилось, вышло, можно сказать, спонтанно. Сначала мы поехали на разведку в одно, раннее запланированное место, но там не нашли фактуры. Оттуда, по совету местных жителей, отправились в другое. И совершенно случайно наткнулись на одинокую избу с единственным в ней обитателем. Он живёт на заброшенном хуторе в уединении уже около 25 лет. Вот о нём и получилась наша история…

Дебютная документальная картина Натальи Зубковой и Егора Сергеева «Дом».

Проголосовать за фильм в рамках престижной премии АртДокФест можно ЗДЕСЬ (предварительно вступив в группу).

Беседовал Олег Воротынцев.