Отрывок из книги «Ручьёвская дюжина» – о том, как я 12 лет проработал в легендарном заведении

Рассказ о том, как индустриальный пейзаж металлургического завода невероятным образом сменился клубной жизнью.

Повествование начинается в конце 90-х годов, когда у кого-то всё менялось с калейдоскопической скоростью, впереди был жесточайший финансовый удар по жителям страны в августе 1998 года, а я, с одной стороны, работал себе спокойненько на заводе, а с другой – сгорал от того, что хотел на волю…


I ЧАСТЬ «Оскольские рельсы»


Я сижу на кухне старооскольской девятиэтажки и пью в компании своих старых и новых приятелей что-то алкогольное. Впрочем, вряд ли ошибусь, если предположу, что это был либо портвешок, либо водка – другие спиртосодержащие вещества тогда мало кто себе мог позволить, а Боярышник-ХО ещё не придумали. Сидеть же с друзьями на кухне на сухую мне бы и в голову не пришло, ведь я отпахал две смены «день» и «ночь» на металлургическом заводе и отпахал так, что от «плуга» нужно было отвлечься…

Идёт 2001 год. Я уже 6 лет назад пришёл с армии и с тех пор, вот, занимаюсь кроссфитом на ОЭМК. Оскольском электро-металлургическом комбинате. Прокачиваю все группы мышц: кувалда, лом, лопата и другие гимнастические снаряды позволяют держать тело в тонусе. Да и не только тело – такие испытания бодрят и дух. Как-то во время капитального ремонта за один день мне пришлось сбивать шестиметровой металлической пикой настыли (наросты на стенах), в печи где температура воздуха была около 200 градусов по Цельсию. Через час оказался в другом ВИП-месте Цеха металлизации – «Трубе Вентури», где яростно долбил отбойным молотком в столь узком пространстве, что невозможно было даже расправить плечи – они почти касались друг друга. А когда, спустившись ниже, убирал за собой, по недосмотру какого-то болвана, меня примерно с 20-метровой высоты окатило водой. Что там ваши водопады в Абхазии и других туристических местах, у нас на заводе бывали свои – помощнее, со вкусом металла.

Такой набор «огня, воды и медных труб» и позволял закаляться всеми составляющими моего естества.

А вот мозг всё норовил устроить революцию. Когда оставался в какой-нибудь цельнометаллической оболочке наедине со своим отбойным молотком, я истошно орал, зная, что никто не услышит (ой-ё!). Иногда пел, но чаще орал. Клялся, что дотерплю до отпуска и уйду. Этого я ждал, возможно, даже больше, чем дембеля…

Это мой Цех металлизации. Провёл здесь лучшие годы жизни)

Года через два после армии нечаянно появившийся интерес к написанию текстов позволил мне начать сотрудничать с местной газетой, а позже поступить на воронежский журфак. Оценки на вступительном экзамене были так себе, а вот творческое задание и привезённые с собой вырезки материалов из газеты «Вечерний Оскол» паровозом протащили в стены ВГУ.

Во время решающего испытания «Русский язык и литература – устно» приключилась забавная история. В билетах попались вопросы, в которых я, честно говоря, плавал – не сильно ориентировался в хитросплетениях сюжета «Мёртвых душ». По русскому языку всё норм – раскидал предложения по членам, как опытный мясник на рынке разделывает тушу – вжух, и готово! Сижу, вспоминаю гоголевских персонажей, за неимением знаний матчасти, наделяя их и своими, выдуманными качествами.

В это время чудаковато одетый паренёк, сидящий за партой передо мной, обернулся и спрашивает: «Слушай, дружище, чё там в «Грозе» этой было – ты не в курсе? Написано, что это пьеса». Я прошептал ему, что «дело-то громкое было» – средь буржуев зажравшихся затерялась девица – «луч света в тёмном царстве». Катей звали. Маялась она очень от жлобства окружающих.

Парень, только успел сказать «ага» и ринулся писать, словно я ему тысячу и одну ночь сказки рассказывал. Стал строчить, как из пулемёта. Поглядываю ему через плечо – страницу уже накатал! Только я хотел было вернуться к разбору очень призрачно маячивших где-то вдали образов Плюшкина и Коробочки, опять возникает этот – с «Грозой».

— Что дальше-то было? Не любили её все? А она?

Пытаюсь побыстрее отделаться от «незнайки», так как и самому нужно уже что-то решать с помещиками, и экзаменаторы, смотрю, недобро поглядывают в нашу сторону:

— А она не выдержала, да и в омут с головой!

— Фигассе! – вымолвил, реально изумившись развитием событий, мой сосед. Через мгновение его ручка отплясывала на странице, оставляя на ней всё новые и новые предложения. Хотя я-то ему всего одно сказал!

Но ждать очередного пришествия ненасытного грозоголика долго не пришлось…

— Чем дело-то закончилось?

— Утонула!

— Ага… и уже было отвернувшись, но резко, чуть ли не до хруста шейных позвонков, опять явился:

— Насмерть?!

— Наглушняк – сказал я, почему-то проведя тыльной стороной ладони себе по горлу!

— Пасиб!

Второй тетрадный разворот мой потенциальный сокурсник дописывал, уже очевидно смакуя собственный текст, иногда ухмыляясь, иногда глядя на писанину чуть отведя голову, аки какой-нибудь Никас Сафронов.

В итоге наши общие усилия не пропали даром – мы с этим парнем оба получили четвёрки и были зачислены на заочное отделение воронежского журфака. Звали этого парня Мишей, а фамилия его Гребенщиков. Тогда, конечно, мы ещё не знали, что встреча наша была судьбоносной даже не столько в плане студенческих перспектив. История на экзамене кардинальным образом повлияла на всю мою жизнь…

И вот, сижу я – металлург и студент четвёртого курса журфака ВГУ на девятом этаже «панельки», прикладываюсь к стакану и вникаю, как кто-то недавно сгонял в Воронеж и слышал там про диво дивное. Якобы появился в столице Черноземья клубешник невозможный, в котором чудеса творятся. На одном этаже там пляшут под кислотную музыку, а на другом… я сам, говорит, в это не верю, но чел, который рассказал, вроде, не из болтунов… под Нирвану там народ колбасится! И под Чижа, и под Эйсидиси, и под Чайф даже! То есть, понимаете, вроде бы это клуб, но там реально под рок люди танцуют. Хотя, повторюсь, есть и хаусы всякие с драмэндбасами, но это уже в другом месте!

— Так погоди, в другом месте – это в другом клубе? Ты что-то заврался уже. И Нирвана, и кислота – хорош тебе на сегодня уже, наверное, на стакан налегать!

— Не, братцы, может, конечно, и не Нирвана, я ж говорю, самому не верится, но знакомый утверждает, что реально там два в одном. Правда, утверждает-то он, что даже и три, но я, чтобы не сойти за балабола, решил, что хватит и двух. А так, там ещё и какое-то третье место есть. Где всё подряд играет. Только, опять же, без «Вирусов» и «Руки вверх» всяких. Всё, всё, молчу… Но говорят, правд… всё, молчу!

К тому времени мы уже испробовали воронежской культурной жизни, наведываясь в столицу Черноземья и во время сессий, и просто – погулять. Попадали иногда и в знаковые для тусовочной молодёжи девяностых места, вроде «Луча» и «Электросигнала». Для нас – старооскольских гопников это было таким откровением, что мы потом долго от них эмоционально отходили. Вспоминали как нечто невероятное и делали для себя какие-то выводы.

Конечно, послевкусие от Воронежа оставалось не только из-за посещения клубов, где концентрация модной, нетривиальной, раскрепощённой молодёжи просто зашкаливала. Совсем другой мир мы видели и на улицах большого города. Люди здесь совсем по-другому общались, отдыхали, одевались…

Многим представителям воронежской молодёжи в их образе не проходить бы по Старому Осколу и трёх часов! Криминализированный, как Чикаго 50-х годов, «город-металлургов» отвергал всяческое инакомыслие. Мне, бывало, предъявлялись претензии за яркую крутку, за кепку, одетую задом наперёд, за яркие ботинки на платформе. Я уже не говорю, что моя серьга вызывала у некоторых местных «гангстеров» такой гнев, что один из них дал слово: «При следующей встрече отрежу вместе с ухом! Я Михан из «слеповских» (в городе была в фаворе «Банда Слепого», отличавшаяся бескомпромиссностью и жестокостью)) – слов на ветер не бросаю!».

Естественно, было страшновато, но серьгу я н снял. 

Разительный контраст между двумя городами, между моим досугом (про работу даже и упоминать излишне) и возможностями в Воронеже угнетал. В то время я написал материал в культовый для девяностых еженедельник «Я Молодой», где рассказал про два разных мира: раздолье для молодёжи в большом городе и скудный простор для развлечений у провинциалов из городков, вроде моего Оскола. После публикации материала «Чижи в Оскол не летают» меня, помнится, попросили явиться в городскую администрацию для разговора. Что называется «на ковёр». Наивные, ещё бы родителей вызвали. Естественно, я никуда не пошёл…

Решив однажды, что просто орать в «Трубе Вентури» бесполезно, однажды я собрал вещи, попрощаться с родителями, и моя дрезина отправилась в новую жизнь и в новый город навсегда. В то время была популярна песенка группы «Сегодня ночью» в которой были строки «Только что ты будешь делать, если я останусь здесь? Если я опять сойду, опять сойду со скользких рельс…». Я ехал в автобусе и напевал её, имея ввиду, что схожу «с оскольских рельс»… Хотя, всем известно, что с рельс можно сойти только в случае аварии. Что ж, посмотрим…