13 декабря, 2016
Рассказ «После смерти мы все будем хиппи»
Журнал «Глаза» решил дать трибуну молодым воронежским литераторам, которые глаголом, словно киркой, пробуют докопаться до истин, скрытых знаков, смыслов… Судя по первым двум рассказам, в голове у них — сплошной декаданс.
Я иду по этой узкой тропинке уже минут тридцать, а она все не кончается и не кончается. Пыльная колея, с двух сторон окруженная травой. Я почему-то босиком, и мои ноги покрылись равномерным серым налетом. Солнце нещадно припекает, и я жмурюсь, потому что очков у меня с собой нет. Собственно, у меня ничего с собой нет.
Я понятия не имею, как я здесь оказался. Я точно помню, как заснул в номере отеля в Ярославле, куда я приехал в командировку «знакомиться с производством». Вечером у меня поднялась температура, я спустился в аптеку, купил упаковку таблеток, выпил парочку и заснул. И вот теперь я шагаю по этой пыльной колее, на мне мои старые дачные джинсы и футболка, в которой я красил батареи на кухне, вся в краске и соленых следах от пота.
Вдруг далеко-далеко впереди я вижу странное поселение, похожее на большой палаточный лагерь или бардовский фестиваль. Каким-то восьмым чувством я понимаю, что мое путешествие почти окончено.
Спустя пять минут я приближаюсь к лагерю совсем близко. Никто не обращает на меня внимания. Ближе всего ко мне сидит пожилой мужчина с голым торсом, то ли казах, то ли якут. На нем белые свободные штаны и камуфляжная панамка.
— Здравствуйте, — я протягиваю мужчине руку. — Сергей. А могу я узнать, что это за место?
Мужчина смотрит на меня снизу вверх и вдруг начинает посмеиваться. Это звучит, как будто кто-то пережевывает сухой хлебец.
— Что это за место? Стоянка это, стоянка. Ты по направлению? Или остаешься?
— В смысле? Я не понял…
— Чувак, ты умер. — Старик продолжил хихикать. — Направление есть? Ад, рай, или как?
— Как умер? — я начал думать, что он сумасшедший.
— Ну, это уж я не знаю, как. Все по-разному. Я вот крышу у сарая латал, стремянка подо мной шатнулась, я вниз и полетел. Шея — хрясь, и все.
— Что тут происходит? — я начал нервничать.
— Сюда все новенькие приходят. Мы их как в ментовке зовем, жмурики. — дед решил снизойти до объяснений. — Забавно, потому что такой двойной смысл получается. Жмурик — с одной стороны, вроде как умер только что, стандартное значение, а с другой — ничего не соображает и не помнит еще, как наступил конец. Вот и ты сейчас — он самый и есть. Не помнишь, поди, да? — дед опять захрустел черствой горбушкой.
— Не помню… Я думал, после смерти либо ничего, либо ворота там райские, ну или чистилище…
— Хе-хе, ворота. Ты к этим воротам пойди еще доберись. Направление есть? Или деньги?
Я пошарил по карманам. В одном из них была дырка, в другом — стертый чек из дачного магазина.
— Нет… А деньги зачем?
— Дядь Пете в банку, — старик ловким движением руки извлек откуда-то из складок своих штанов старый капитанский бинокль. — Смотри. — И он указал направление.
Я приложил бинокль к глазам и увидел далеко-далеко на горизонте железные ворота, вроде тех, которыми огораживают санатории на наших курортах. Вправо и влево от ворот тянулся забор: обыкновенная сетка-рабица. За забором росли густые кусты, и больше ничего не было видно. Перед воротами стоял седой старик в военной гимнастерке с закрытыми глазами и играл на аккордеоне. Мелодии слышно не было, но зато было видно, что он подпевает, не открывая глаз. На шее у него висела, привязанная к веревке, банка из-под кофе.
— Это и есть дядя Петя? А почему у него глаза закрыты?
— Так он же слепой. Зато поет хорошо. Я ходил, слушал.
— И что, это и есть… рай?
— Рай, да. Только попасть туда можно либо по направлению — жмурики их обычно в карманах находят, или если есть деньги. Кидаешь дядь Пете монетку в банку и проходишь себе.
— О, ну это очень по-христиански получается, — заметил я. — Юродивый у ворот рая, подаешь ему милостыню, тебе символично отпускаются грехи и потом вечное благо…
Дед захохотал:
— Юродивый? Милостыня? Дядь Петя не юродивый, он — апостол. И это не милостыня, дорогой, это — взятка. Как доктору за операцию в кармашек сунуть, или ректору за поступление любимого сынка. Ты что, думал, здесь как-то по-другому?
Я остолбенел.
— Ну а… а как же ад? Я пил. И с Олькой переспал. Босса моего жена…
Он захохотал еще больше.
— Ну и как, понравилось? В ад? А ты подумай: чтобы попасть в ад, это тоже еще надо заслужить. На земле большинство из нас живет так, что после смерти мы недостойны ни рая, ни ада. И потом — рай это или не рай — как посмотреть. Вон, видишь, у костра ребята собрались? Это евреи. Их вообще дядь Петя и ворота эти не интересуют, хоть и деньги у них, кстати, есть. Они барыжат направлениями. Скупают и перепродают, таким как ты, православным христианам, — дед опять захихикал. — А вон там, смотри, под деревом, буддисты. Сидят, не разговаривают, альбомы листают. Семью выбирают новую.
— А ты, дед? Ты кто? Чем занимаешься? — я слушал его уже совершенно спокойно, как будто всегда это знал, я просто катал в пальцах шарик из чека.
Он ничего мне не ответил…
Автор — Анастасия Кравченко.
Рассказ «2100» — дата смерти предначертана, как с этим жить?!