Старый Новый год 1999: ковбойский напиток, ночной трамвай, Ведьма и её слуги

Это был, возможно, самый тяжелейший год в истории новой России. 1999. Народ еще не отошёл от августовского удара прошлого года и думал, как жить, а многие – как выживать, дальше.

Это мне – молодому всё было ни по чём. Я только-только поступил на воронежский журфак и с превеликим удовольствием свалил из обрыдлого Старого Оскола на сессию в город, который полюбил с первого взгляда. Тогда я пахал «негром» на металлургическом комбинате, ползал по трубам с отбойным молотком, как шахтёр. И уехать из кишащего гопьём, псевдо-бандюками и реальными гангстерами городка в миллионник мне было, сами понимаете, радостно.
В Воронеже мне нравилось абсолютно всё. Нет, вру, не всё, но многое. Насколько разнообразно была одета молодёжь, сколько вариантов для досуга, как много интересных личностей на журфаке и вне его…

Я буквально задыхался от эмоций.

На первой сессии пришлось поселиться у бабульки на Московском проспекте. Где я в какой-то мере понял Раскольникова. Во дворе её называли не иначе, как «Ведьма». Об этом я узнал, когда возвращался «домой» с учёбы, а молодёжь, в падике спросила: «Ты у ведьмы что ль живёшь? Ну, держись там! Зови, если что, буго-га-га». Тогда я не понял, чего держаться, она только продукты подворовывает, но ведь это мелочи…

Ничего ведьминого в ней особо не было, даже наоборот, она дико загонялась по чистоте. Хотя, почему — наоборот, может, ведьмы и загоняются по уборке, откуда мне знать? Могла три раза в день тщательно промыть все полы с порошком. Постоянно всё протирала. Правда, это не мешало ползать по дому каким-то нереально огромным тараканам. Чёрным. Наверное, мадагаскарским. Однажды у меня мелькнула мысль: «Это, вероятно, её слуги!».

С первых дней даже не учёбы, а вступительных экзаменов, я подружился с воронежцем Мишей. Я подсказал ему на устном «русский-литература», и мы вместе поступили, попали в одну группу, сидели рядом, общались на переменах…

Однажды он пришёл ко мне, ну, то есть, к нам с «Ведьмой», в гости. Мы сразу зашли в мою комнату и прикрыли за собой дверь, чтобы не мешать хозяйке и её чёрным слугам общаться. Однако не тут-то было. Уже через минуту дверь в комнату скрипнула, в створе появился просвет, а в нём глаз! Она смотрела на нас не отрываясь, думая, что мы не заметили её манёвра. Мы просто болтали, слушали радио, изредка косились на дверь – глаз не исчезал.

В общем, Миха ушёл быстро.

После этого бабуля мне высказала, что больше звать гостей не нужно. Вдруг, говорит, они придут, а у них… ну, вот что бы вы могли подумать, её испугало? Вдруг они придут, а у них… осиновый кол с собой? Нет. Библия? Опять не угадали. Карандаш против тараканов «Машенька» – мимо!

«Вдруг, придут к тебе придут гости, а у них носки несвежие!» – молвила с огнём в глазах моя ненаглядная бабуся! Конечно, больше ни одной души в её доме по моему приглашению не побывало. Ведь я не был уверен, что у них… ну, вы поняли.

Да и вообще никого у нас больше не побывало, если быть точным. Хотя в городе у неё были родственники.
Наверное, именно памятуя о том, что увидел в моём временном пристанище Миша, он однажды сжалился надо мной и пригласил погостить у него. Пойдём, мол, побудешь в действительно домашней обстановке. Ну, и поехали мы к нему в Юго-Западный.

Пришли, стали ужинать. Тут на кухне появился папа Михаила и у дивлением воскликнул: это вы чего же, ребята, на сухую сидите в канун-то Старого Нового года?! Тут только мы и собразили, что, действительно, на календаре – 13 января, уже весьма поздний вечер, а мы и забыли про, хоть и символический, но праздник. Отец Миши тут же пришёл нам на выручку – сходил в какое-то своё секретное место и принёс бутылочку. «Вот, ковбойский напиток – рекомендую! Отмечайте, ребята…». И ретировался. Ну, сами понимаете, дальше ужин пошёл веселее. Напиток был превосходен! Я до сих пор не знаю, что это было.

Засиделись. А вы, наверное, понимаете, что в начале 1999 года добраться поздним вечером из Юго-Западного в Северный – было не самым простым делом.
После посошков и стременных вышел на морозец. Сейчас специально посмотрел, минус 5 тогда было. Идеальная староновогодняя температура. Кстати, обратите внимание, специально оставил: и в тех январях были вполне себе плюсовые температуры.

Честно говоря, я не осбо знал, куда и как мне нужно было ехать, хоть Миша сто раз объяснил. Да это и неважно, маршрутки уже не ходили. Шёл только я. Куда-то – туда. И тут, ну, хотите – верьте, хотите – нет, откуда-то пояивлся трамвай. В нём никого не было, он шёл в депо. Я безнадёжно поднял руку, трамвай остановился. И довёз меня до куда-то.

От туда я уже не помню (не от выпивки, что там мы выпили-то), но как-то добрался до окрестностей площади Ленина… Но её саму еще было не видно.

И вот, иду к площади и предвкушаю, как сейчас попаду в круговерть гуляющей толпы, буду кататься с горки, с кем-то знакмиться, веселиться. Просто, у нас в Старом Осколе на Старый Новый год всегда было так – праздник отмечается не символически, а на всю катушку. С цыганами и бубенцами, как говорится.

Выхожу я на оперативный простор, откуда видно место предстоящей «кутерьмы», а там… у неказисто украшенной ёлки (по сравнению с тем же богатым, на тот момент, Осколом, где весь город горел, а главных ёлки было целых три!) стояла парочка. Они смотрели на гирлянду, которую, кажется, повесил пьяный человек-паук. Помните, по кругу над ёлкой была какая-то кривая паутина из крашенных лампочек?

ЗДЕСЬ ДОЛЖНО БЫТЬ ФОТО ЁЛКИ ОБРАЗЦА 1999 ГОДА, НО Я НЕ НАШЁЛ. Если у кого завалялось, кидайте на staros75@mail.ru

Я подошёл. Поздоровлася. Поздравил товарищей с праздником, словно у меня полчаса назад скончался любимый спаниэль. Помолчал с ними… минуту, если вы понимаете, на что я намекаю. И пошёл домой. Да, пошёл домой, от площади Ленина до памятника Славы, к своей «Ведьме» пешком. И хотел попасть в её логово поскорее – уже было зябковато… Это был Старый Новый год 1999.

P.S. Хочу признаться, что я до сих пор иногда стараюсь посмотреть на Воронеж глазами того себя, который испытывал со столицей Черноземья настоящий конфетно-букетный период. И понимаю, что люблю её. Ничего не прошло. И я не привык.

До сих пор иногда удивляюсь и радуюсь, что живу в этом городе, который когда-то показался мне несбыточной мечтой. А помог мне в нём закрепиться тот самый Миша… Гребенщиков, который поверил в чумазого горнового шахтной печи с кувалдой и отбойником в руке и предложил стать арт-директором лучшего на тот момент клуба Черноземья – паба «Сто ручьёв». Но это уже, сами понимаете, другая история…